Иногда я совсем не помню, что мне снится - вереница событий, не связанных друг с другом. Иногда я помню события и фразы, так что могу потом написать о них здесь. Но этот второй такой яркий сон за последний месяц, когда все было слишком реально.

А сегодня был чудесатый сон. От военных операций за какой-то остров, плавно перетекших в танцевальные соревнования, до рассказов, что две недели, с двумя какими-то девицами не выходя из дома, я не выживу.
Как не отнекивалась, а оставили. И вот я брожу по огромному дому в поисках, чем бы себя занять, пока они вещают о пиллинге, спа и еще чем-то. Нахожу одинокий подоконник и забираюсь на него с ногами. На мне платье, которое все никак не выгуляется в город, потому что уже холодно. Только вырез у него овальный, а не такой как .. не важно. Я забираюсь с ногами и смотрю в окно. Я вообще люблю сидеть, задрав ноги, а тут святое.
За окном серый и унылый пейзаж. Точь в точь, как мое платье. Туман. И вдруг из этого тумана появляются очертания. Тут какая-то балерина, и Оле-Лукойе, и Мумми-мама и... Кот. Я приникаю лбом к стеклу и чувствую, какое оно холодное.
- Она нас видит? - удивляется Оле.
- Не может быть, - говорит балерина своему оловянному солдатику.
- Эта может, - улыбается Чеширец, пряча часы на цепочке в карман жилетки из ткани шотландки.
Я удивленно прислоняюсь к окну и падаю вниз, где меня поднимают на ноги, обтряхивают колени и рассматривают, как диковинку. А вредный котяра рассказывает всем, что сказочники они ведь немного не в себе, хотя вернее они совсем не в себе, потому что если были бы в себе, ни за что бы не попали сюда. И только на них держится их мир, который вдруг становится ярким, а я хватаю кота под мышку, хотя он размером с хорошую коалу, и бегу куда-то.
Я останавливаюсь, лишь упершись в какую-то девочку лбом и извиняюсь перед ней. Она хмыкает и отходит от вращающейся витринки с конфетами.
- Бери, - предлагает Кот.
- Я не могу, - качаю я головой.
- Твой зарок он ведь в реальной жизни? - он перебирает лапами-пальцами пакетики с конфетами и смотрит пристально на меня сквозь темные очки, появившиеся на его морде-лице. - А здесь ты можешь делать все, что захочешь.
- Я потом съем, - мои руки набирают конфеты и распихивают их в карманы джинсов, оказывающихся под платьем.
- Потом может не настать, - говорит Кот и, смеясь бежит прочь.
А я бегу за ним, попутно набивая карманы конфетами. Я ведь смогу ими поделиться с мамой и еще кем-то.
Мы выруливаем счастливые к кассам, где можно за все это великолепие расплатиться улыбками. И видим моих соседок на эти две унылые недели и даму, которая приказывает нас найти. Нет не нас. Меня.
Я пугаюсь и бегу прочь, расталкивая людей и зверей, теряя конфеты и улыбки, летящие прочь бабочками. Кот бежит где-то рядом. Я вижу среди толпы его черно-фиолетовый полосатый хвост.
Мы забегаем в служебное помещение, где встревоженные работники смотрят на нас странно. И я отдаю им все конфеты, только бы они не выдали нас. А там за дверьми слышны шаги и ее властный голос. И я бросаюсь вперед к дверям на улицу - огромным таким ангарным дверям, как на базе, чтобы мог пройти инлоудер или даже самолет. Кот застывает на пороге с грустной улыбкой и фразой "беги!"
А я открываю двери и... глаза.

А за окном дождь и рядом спит мама. И единственное о чем я жалею, что у меня нету карманов, в котором бы завалялась конфета. Так грустно было.